А жизнь всего одна, или Кухарки за рулем - Марк Альперович

– Грамотенки у меня маловато. Война, война… А тебя интересно послушать. Но запрос я обязательно сделаю. Да, а на что тебе жаловался этот черно…

Старшина осекся.

– На это и жаловался, но я ведь не должностное лицо.

– Надеюсь, по поводу нашего разговора ты распространяться не будешь.

– Не перед кем бисер метать.

– Не понял твоего мудреного ответа.

– Не буду ябедничать, не привык.

– Ну и хорошо.

Этот разговор не изменил отношений между Сергеем и старшиной. Но внешне он стал меньше обращать внимание на Сережу.

С введением часа физо положение всех солдат и офицеров резко осложнилось. После подъема солдаты в полном боевом обмундировании, включая оружие, противогаз и вещмешок, совершали ежедневный марш-бросок на десять километров. Сержанты оружие, вещмешок и противогаз с собой не брали. Нетрудно представить, как зимой, в лютый мороз, в темноте бежала рота с сопки по скользкой дороге. Первое время после таких марш-бросков многие солдаты не в состоянии были даже завтракать. Завскладами, начфины и начхимы совершали час физо на территории части в дневное время на глазах солдат. Офицеры и сверхсрочники, нередко с огромными животами, преодолевали полосы препятствий, пытались подтягиваться на турнике, бегали на длинные дистанции. Зачастую занятия с ними поручалось сержантскому составу.

Старшина роты слег в больницу. По-видимому, допустить позора перед своими подчиненными, с которых он жестко требовал хороших показателей в боевой и политической подготовке, и в то же время показать личную немощь, было выше его сил.

Сергею показалось, что с введением часа физо обстановка в части стала более демократичной. Однако, количество госпитализированных военнослужащих резко увеличилось. Ходила байка, что тех офицеров, которые не выдерживали нагрузки, министр обороны приказал списывать.

В части появились случаи самоубийств. В отделении Панченко служил тихий светленький паренек по фамилии Ушастый. Он терпел ежедневные побои и унижения чуть ли не со стороны всех своих сослуживцев по взводу. Командир взвода, конечно, знал об этом, но предпочитал не вмешиваться. Как только у офицера заканчивался рабочий день, он спешил домой. Солдаты оставались на милость сержантского состава.

Сержант Ильясевич не допускал неуставных отношений. Некоторые предпочитали не вмешиваться в отношения курсантов, а были и такие, которые в конфликтных ситуациях защищали одну из конфликтующих сторон.

И вот однажды, как говорят, котел перегрелся и взорвался. Будучи во главе стола, Панченко к пшенной каше раздавал селедку. Один хвост селедки он уронил на грязный пол, а потом, подняв, бросил в тарелку Ушастому. Тихий парень вдруг взорвался. На столе стояло двенадцать тарелок с горячей пшенной кашей, и он стал их бросать во всех направлениях. Каша попадала некоторым солдатам в лицо, вызывая бурную их реакцию. Но когда они видели, что тарелки бросает Ушастый, их возмущение мгновенно угасало.

– Фашисты! – кричал плачущий солдат. – Какие вы защитники, если издеваетесь над своим сослуживцем? И ни у кого не хватает смелости заступиться. Фашисты!

Ушастый был направлен в госпиталь, где его комиссовали. Однажды часть с проверкой посетила комиссия во главе с командующим топографическими войсками генерал-лейтенантом Кудрявцевым. Жалоб ни у кого не было. Во время прохождения роты перед проверяющим Сергей был запевалой. Причем песни подбирал он сам. На сей раз он запел: «Студенточка, заря вечерняя, под липами я ожидал тебя.

Счастливы были мы, наслаждаясь поцелуями, и, вдыхая аромат ночной, любовался я тобой».

Кудрявцев дал команду остановить роту и, обращаясь к Сергею, спросил:

– Предпочитаете перед проверяющим петь не солдатские песни?

– Никак нет, товарищ генерал, песня типично солдатская.

– Продолжать пение, – скомандовал генерал.

И Сергей продолжал: «Пожар войны нас разлучил с тобой, за Родину ушел я в смертный бой. За мирный труд отцов и за счастье матерей и жен.

За любимый украинский дом, что под липой над Днепром».

Генерал решил побеседовать с Сергеем. Спросил, в какой институт тот поступал, занимается ли спортом, бывают ли конфликты с подчиненными и как руководство роты помогает в их разрешении.

– Конфликты предпочитаю разрешать сам.

Этот ответ Сергея очень понравился генералу.

– Полковник, такого блестящего запевалу пора и отпуском премировать.

Десять суток отпуска подарил генерал Сергею. Это уже был второй отпуск за первый год службы. Явление редкое.

Караульная служба в части была, в принципе, организована как учебная. Был только один серьезный пост – склад арт. академии. Находился он дальше других постов от караульного помещения. Склад окружало два ряда колючей проволоки. Стоял один большой сарай, в котором хранились запчасти к артиллерийским орудиям и с десяток землянок, в которых лежали боеприпасы.

Двумя годами раньше склад охраняли двое часовых. Один находился на вышке, а другой обходил склад по кругу. Но однажды часовой с вышки открыл огонь по караульному внизу, приняв его за нарушителя. С тех пор склад охранял один часовой, внизу. Большая часть ЧП было связано именно с этим складом.

Ночь. Лишь узкая полоска территории при входе на склад освещается прожектором. Слышится собачий лай из деревни. От сильного мороза трудно дышать. Смазка карабина при сорокаградусном морозе замерзает. Длина склада метров триста. Пока пройдешь вдоль всего склада, туда уже сможет прошмыгнуть любой нарушитель. От сильного мороза трещат деревья. Вдруг прямо через склад летит заяц, порою создавая невообразимый шум, задев за какой-нибудь торчащий из снега предмет. Постоянно кажется, что с другой стороны сарая кто-то прячется. А ведь ты практически безоружен, да и в тулупе даже трудно повернуться. Руки плотно сидят в рукавицах, а промерзлые валенки не согревают ноги. И так продолжается два часа до прихода смены.

Когда дежурным по части бывал капитан Афанасьев, командир первой роты, все знали, что кого-нибудь с поста «снимут». Капитан уже дослужился до полковника, но был разжалован за ЧП, происшедшее при его попытке «снять» заснувшего часового. Солдат после этого лишился рассудка. Но отказаться от привычки бывшего разведчика капитан никак не мог.

И Сергею «повезло» первый раз заступить на пост артакадемии как раз во время дежурства по части капитана Афанасьева. Ему было известно о причудах дежурного по части. Был мороз. И Сергей надеялся, что капитан ограничится обычной проверкой постов. Сергей решил сделать все возможное, чтобы не замерзло масло в карабине. Предупредительный выстрел мог бы остановить капитана, если бы он решился тайком пробраться на пост.

Разводящий шел вместе с тремя караульными, которые должны были заступать на разные посты. Смена вначале подошла к водокачке, которую охранял Панченко (склад артакадемии был последним в смене караула).

Раздалась команда Панченко:

– Стой! Кто идет?

Разводящий ответил:

– Разводящий со сменой.

Далее последовала команда часового:

– Разводящий ко мне, остальные на месте.

Разводящий направился к часовому. В этот момент часовой, который должен был менять Панченко, без команды разводящего продолжил движение на пост. Панченко моментально вскинул автомат (как направляющий отделения он имел автомат Калашникова). Как только Сергей услышал шум загоняемого в затвор патрона, он бросился плашмя на снег в паре метров от места, где стоял. Раздалась короткая очередь из автомата, и пули просвистели над его головой. Панченко мог легко попасть в сменщика, который шел ему навстречу. Но, видно, метился он в Сергея.

На выстрел прибежала бодрствующая смена вместе с начальником караула сержантом Ильясевичем. Караульное помещение находилось буквально в двадцати метрах от поста у водокачки. Вскоре туда пришел и дежурный по части капитан Афанасьев. Однако формально Панченко был прав. По уставу команду часового на посту обязан выполнять даже министр обороны. Афанасьев обратил внимание на то, куда были направлены выстрелы, но обвинять часового не имел основания.

В таком состоянии Сергей пошел заступать на пост склада артакадемии. Во время ЧП смену задержали, и Сергей слышал, как Афанасьев назвал его трусом за то, что он перед выстрелом упал. Панченко объяснял свою стрельбу тем, что Сергей прыгнул в сторону и якобы стал заряжать карабин. Но при проверке карабина Сергея выяснилось, что патрона в патроннике не было.

Заступив на пост, Сергей обошел его, внимательно осмотрев возможные подступы. Реально на пост можно было попасть только через открытые ворота. Сергей периодически засовывал карабин под тулуп, пытаясь отогреть затвор и патронник. Когда уже стало немного светать, а до конца смены оставалось минут тридцать, Cергей опустил карабин на землю и снял рукавицы, чтобы потереть замерзшие руки. Краем глаза он заметил, что какая-то тень метнулась в сторону от освещаемого прохода. Несомненно, это был капитан Афанасьев.